Стремясь разрушить укрепления Севастополя, противник применил подземную минную войну. Им было прорыто под землей 1200 м галерей и произведено 120 взрывов. Но защитники Севастополя своевременно развернули контрминную борьбу и за 7 месяцев подземно-минной войны проложили 6889м галерей и рукавов (в 5 раз больше противника) и произвели 94 крупных взрыва. Минную войну возглавил саперный офицер А.В.Мельников, который был прозван Обер-Кротом.

"...Даже и на той глубине, на которой сейчас мы ведем работы, а также и французы, - в глинистом слое в шесть-семь футов, - должен я сказать, ваше высокопревосходительство, есть очень тяжелая работа. Люди задыхаются, а вентиляторы наши, которые мы из адмиралтейства получаем, действуют плохо, часто портятся, и мы их вынуждены обратно отсылать для починки. Так мало там воздуху, что и свечей зажигать нельзя, - работают люди в полной темноте... Часто бывает, что не туда выводят рукава, куда бы хотелось. Затем, как я уже докладывал ранее, очень мешают грунтовые воды. Саперов-минеров у нас мало; присылают для работ простых пехотных солдат, которые под землей даже и не работали никогда... Все это есть наши большие минусы, однако мы в минном искусстве окончательно побеждаем французов..."

Сергей Николаевич СЕРГЕЕВ-ЦЕНСКИЙ  "СЕВАСТОПОЛЬСКАЯ СТРАДА "

«"С минной войной в Севастополе неразрывно связано имя саперного офицера Мельникова, получившее европейскую известность и пользовавшееся большим уважением в неприятельских армиях,— припомнятся вам строки Н.С.Милошевича. — Умолчать о нем тем более трудно, что ни об одном из выдававшихся севастопольских деятелях не существовало столь противоречивых суждений, отзывов и слухов, как о Мельникове; одни горячо превозносили его, другие же, преимущественно товарищи по оружию, беспощадно унижали. Истина же в том, что Мельников действительно был отличный минер; с глубоким пониманием минного искусства он соединял редкую проницательность намерений противника в подземной войне и столь же редкую способность — оставаться долгое время в темных, душных и смрадных минных галереях. Отсюда произошло приданное ему между севастопольцами название крот или обер-крот... В Севастополе нашлись, однако, соперники его, считавшие себя также гениями и в этой отрасли инженерной науки;
они не могли относиться к Мельникову беспристрастно еще и потому, что этот не признавал их авторитета и, несмотря на подчиненное положение свое, не подчинялся слепо их указаниям, коль скоро находил такие ошибочными. Когда народившаяся таким образом личная вражда оказалась бессильною существенно повредить Мельникову, сильному установившеюся репутациею, тогда сторонники противной более сильной партии, в угодность ее патрону, задумали побороть его клеветою. Вот источник ходивших в Севастополе басен о невежестве Мельникова в инженерном деле, о непонимании минного искусства, о промахах его в минных работах. Доходили до того, что Мельникову угрожали военным судом, когда он взорвал совсем изготовленную контрмину, не выжидая прибытия начальства, изъявившего желание присутствовать при взрыве и несколько раз последовательно отлагавшего свое прибытие. Мельников вышел из Севастополя обойденным в чинах не только сверстниками, но и младшими по службе, с одною существенною наградою — Георгиевским крестом, пожалованным по личному назначению государя, сгорбленный, с совершенно расстроенным здоровьем... Говорят, что у Мельникова сохраняется до сего времени подлинный журнал минных работ, веденых в Севастополе, не вполне согласный с напечатанным официальным, и прибавляют, что журнал этот служил для Мельникова вроде талисмана, предохраняющего его от более серьезных последствий старого соперничества".
Вы ясно прочтете по этому конспекту трагической судьбы скромного героя, что его гонителем и завистником был не кто иной, как Тотлебен — "патрон более сильной партии" и начальник военных инженеров Севастополя. А если вы перелистаете в своей (столь изумительно обострившейся от бастионного воздуха) памяти монументальные тома "Описания обороны Севастополя", то лишь в одном месте огромного сочинения вы найдете эту фамилию. И в каком освещении! "Как устройство контрминной системы,— сообщает Тотлебен, — так впоследствии и само ведение минной войны производилось по общему плану, под непосредственным распоряжением полковника Тотлебена. Исполнение работ было возложено им на штабс-капитана 4-го саперного батальона Мельникова". Вот и вся честь, какой был удостоен в официальном издании тот человек, которому в Севастополе, по свидетельству Е.Р.Корженевского, "делались овации при каждом удобном случае". "В последнее время тело его до того покрылось язвами от сырости подземного жилья и постоянных трудов, что он, к общему сожалению, должен был оставить бастион... но и теперь, спустя пятнадцать лет, достаточно упомянуть о нем, чтобы возбудить неподдельны и восторг, когда-то волновавший души севастопольцев при каждом удачном подвиге его в минах, ограждавших бастион от неожиданной возможной гибели, будь только французские минеры искуснее наших".
Вам, пожалуй, придет на ум, что Мельников, сам того не ведая, был человеком, предохранившим от взрыва не только бастион, но и Толстого, которому привелось дежурить на четвертом бастионе как раз в период наибольшей активности подземной войны. "Вчера взорван еще горн..." — мелькнет перед вашими глазами дневниковая строчка, которую вы до этого не связывали с именем Мельникова, но теперь, деваться некуда, свяжете.
Быть может, после столь важных размышлений, вам захочется попасть в старые галереи и осмотреть их. Вы спуститесь в ров по удобной лестнице, пересечете его, слегка остерегаясь некоторых видимых предметов, и остановитесь перед входом, различив в его глубине погнутый и как бы изжеванный лист ржавого-прержавого железа, который преграждает доступ любопытным, но в еще большей степени вас заставит остановиться смрад, доносящийся из-за железного листа. Гниют ли там дохлые кошки или же смердит что-то другое, вам, конечно, разведывать не захочется, и вы поспешите удалиться, почесывая, тем же часом, место государственных раздумий. Вот уж странные дела творятся, подумаете вы. Как понимать? Десятками тыщ водим народ в киево-печерские подземелья, где святосильное монашество почесывалось во славу Божию, и для тех же десятков тыщ железом и кощунством заперли каменные севастопольские штреки, являвшиеся неотъемлемой частью четвертого бастиона и остающиеся естественным памятником его героям, памятником русскому солдату. Ибо что значит фраза, столь охотно повторяемая экскурсоводами и историками, о превосходстве русского минера? В подземной войне превосходство добывалось тем, чтобы иметь свою галерею ниже неприятельской, то есть работать в земле дальше, чем неприятель, от свежего воздуха, сильнее, чем он, терпеть и лучше мужаться. Русские галереи достигали 60 футов углубления от поверхности, тогда как французские не опускались ниже 40. И это не случайность, не лень французов, а следствие правила, принятого в те времена, по которому ниже 30 футов без принудительной вентиляции ходов и галерей работать было нельзя, потому что работающие задыхались. Именно русским солдатам, чьи имена безвозвратно утрачены, претерпевшим в каменной подбастионной утробе больше мук, чем противник, меньше себя жалевших (по Болконскому), мы в конечном итоге и были обязаны тем, что имели решительный перевес над врагом в минной войне. "Пелисье до того был взбешен неудачами своих минеров, что в случае нового неуспеха грозил расстрелять капитана, заведывавшего минными работами против 4-го бастиона. Капитан этот передался к нам", — чтобы не искушать пелисьево долготерпение...
Но вы все ж таки не откажетесь от своего намерения и совершите спуск в ныне запертые минные галереи с храбрым артиллерийским офицером А.И.Ершовым:
"Улучив время (и прихватив в кампанию вас), я нарочно пошел на Шварца редут, где саперный офицер был мне знакомый. С ним я отправился в севастопольское подземное царство. Прямо с редута спустились мы, приблизительно по восемнадцати ступенькам, в потерну, тянувшуюся на протяжении семнадцати саженей, до самого эскарпа, в который она выходила. Насупротив, в контрэскарпе, начиналась галерея не так уж просторная, фута в 4 1/2 высоты; тут с трудом могли идти два человека рядом.
Дневной свет мерцал слабее, мы погружались все более и более во мглу, нас обдало могильной сыростью... С непривычки я едва мог различать предметы, несмотря на то что здесь горели, не в дальнем друг от друга расстоянии, стеариновые свечи, вставленные в особого
рода шандалы, воткнутые в земляную стену. Подаваясь вперед, надо было идти уже пригнувшись, потому что галерея, углубляясь вперед, постепенно понижалась и наконец достигла только трех футов высоты. От дневного света нас отделял пласт земли в восемнадцать футов.
Я почувствовал некоторое головокружение. Гробовая теснота, мрак и сырость непонятной тяжестью давили на грудь, возбуждая какую-то тревожную тоску. Чтобы пройти в нижнюю галерею, нам нужно было спуститься еще на тридцать девять футов. Сорок ступенек вели туда. Пласт известкового камня шел до самой вершины галереи, откуда начинался уже пласт желтой глины.
Даже привычным людям было трудно дышать. Вентиляторы беспрерывно очищали воздух, который сильно портился от человеческого дыхания и горения свечей. Время от времени вспрыскивали известковым молоком или окуривали хлором. Свечи не могли здесь иначе гореть, как наклонно. Во многих местах просачивалась под ногами вода.
Я не мог в этом месте оставаться долго и поспешил подняться в первую галерею; там все-таки было не так тяжело. Мне непременно хотелось добраться до головы работ, а потому я вышел в ров немного подышать свежим воздухом. Через несколько минут я опять отправился в подземное путешествие, пробираясь под конец на четвереньках. Я попал как раз на интересную минуту: слышно был о, как работает неприятель.
Наши прошли галереей на 25 саженей.
Неприятель слышался с левой стороны. Я приложился ухом к одной из пробуравленных1 в левой стене слуховых дыр и едва-едва различил отдаленный, довольно слабый глухой гул. Саперы же отличали в нем даже стук инструментов и находили, что неприятель должен быть в 7— саженях, не далее.
Новость положения, неопределенный свет, спертый воздух; все это сильно действовало на воображение:
порой казалось мне, что я уже не выйду из этого земляного гроба... Признаюсь, в первые мгновения при вести о заслышанных работах неприятеля мне стало жутко. "Нет,— думал я, — лучше получить двадцать пуль на бастионе, чем быть погребенным заживо здесь под землей".
Мысль эта промелькнула мгновенно, осмотревшись и одумавшись, я ободрился и скоро был увлечен любопытством,
При мне ведено было приостановить наши работы и выжидать дальнейших действий врага, чтобы дать ему потом камуфлет.
Перед неприятелем мы имели теперь важное преимущество — самое главное в подземной войне: мы были ниже его".
Вот так совершалось "подземное Бородино"... Не может быть, чтобы чувство благодарности к подземной рати севастопольцев не шевельнуло вашего сердца, когда воображение ваше (увы, только лишь воображение) вернется из-под скальной тверди пород в этот радостный ясный мир, украшенный солнцем. Не может быть, чтобы вам не захотелось выразить ваши чувства возложением цветка или даже букета... Но куда же вы осмелитесь положить в этом загаженном рву цветы, где, прости Господи, то и дело хочется сплюнуть от брезгливости?» 

 Александр Ткачёв “Подпоручикъ Севастопольский”

    В настоящее время нами проведены две экспедиции по изучению минных галерей, расположенных в районе 4-го бастиона. Известно несколько входов в оборонительном рву бастиона и в районе ДК военных строителей, но действующий только один. Достоверно известно, что входов в мины было более двадцати. Во всех открытых источниках указывается, что минные галереи имели два яруса, но мы насчитал, как минимум, 5 ярусов (горизонтальных уровней)... Многие нижние ярусы затоплены.

   В минных галереях весьма грязно и опасно - под ногами мокрая глина, в любой момент может произойти обвал грунта. Свод и стены ни чем не укреплены, т.ч. обвалы там происходят регулярно. Ну, а заблудиться там весьма просто - галереи хаотично петляют, пересекаются с другими, все однотипно и однообразно.

    Зал центрального входа сильно загажен и часто посещается БОМЖами и наркоманами, запашок стоит свойственный этим лицам. Из зала имеется четыре хода, по которым можно пробираться только ползком, лишь в очень редких местах можно встать в полный рост. Имеются колодцы квадратного сечения, через которые можно спуститься на нижние уровни, но большей частью они засыпаны. Практика показала, что схемы минных галерей не соответствуют реальности, такое впечатление, что рисовались они "на глазок".

   Еще в первую экспедицию, проползав по минам, мы обнаружили один из спусков на нижний уровень - по всей видимости его в свое время подорвали зарядом снизу. Из нижнего яруса выходит две трубы из нержавейки, которые пропадают под соседствующим завалом, что это было нам не известно... В воронке спуска присутствуют остатки сгнившей веревочной лестницы. Внизу расположена система комнат (мы ее так и назвали "система"), возможно, что это и было жилье Обер-Крота Мельникова. В "системе" нам повезло найти несколько ядер, останки кроватей. При помощи металлодетектора удалось обнаружить русскую офицерскую пуговицу времен Крымской войны, кирку и лопату тех же времен, а так же целую горсть патронов от "Шмайсера". Там же покоятся человеческие останки. Видимо, эти помещения использовались во время ВОВ, как бомбоубежище или временное жилье. 

   Нас сильно озадачило, что из центральной комнаты выходит несколько спусков вниз, которые переходят в горизонтальные галереи, опускаются еще ниже и т.д. Нижние полностью залиты чистейшей водой. Одно непонятно - в течении нескольких часов нашего изучения нижних мин, уровень воды затопленных галерей заметно изменился, хотя дождя не было... Так же, из центральной комнаты идет вертикальный подъем наверх. Во время первого визита не удалось разобрать завал. На сколько мы поняли - выход находился на территории одного из близлежащих частных домов, хозяева которого ссыпали в него мусор. Когда же во время второго визита мы разобрали этот завал, то были страшно удивлены, что он выводит в... зал центрально входа. Оказывается, что мы сделали круг, а по нашим ощущениям мы достаточно далеко удалились...

    Медведкин взял с собой несколько "таблеток" свеч(есть такие - в алюминиевой чашечке, очень долго горят), что бы расставить их, как некие ориентиры, но свечи гасли... Действительно, в минных галереях очень сыро и мало кислорода.

    Пока все. Продолжение следует не очень скоро, т.к. надо решиться на вылазку в эту грязюку и подсобирать ненужные вещи - после каждого посещения минных галерей приходится выбрасывать сменную одежду, т.к. она покрывается трехсантиметровым слоем глины и грязи. Отстирать ее невозможно.